Накануне матча на первенство мира по классическим шахматам с Петером Леко 14-й чемпион мира Владимир КРАМНИК поделился с нашим корреспондентом международным мастером В.Барским некоторыми мыслями о тринадцати шахматных королях: от Стейница до Каспарова.

 

– С творчеством шахматных классиков я познакомился довольно поздно. Я родом из Туапсе, из российской провинции, а там были проблемы с шахматной литературой, можно было достать книжки только о более современных шахматистах – Карпове, Петросяне… Конечно, потом я восполнил этот пробел, и все же мне гораздо легче рассказывать о тех, с кем я встречался за доской – о Карпове, о Каспарове.

– А вообще, нужно ли современным молодым шахматистам изучать классику?

– Я считаю, если человек хочет добиться очень многого, то надо мысленно пройти через всю историю шахмат. Не могу объяснить это с четких логических позиций, но, на мой взгляд, совершенно необходимо впитать в себя всю историю.

– Начиная с Джоакино Греко?

– Такую древнюю, наверно, изучать не столь важно, потому что это только азы шахмат. Но уже творчество Филидора знать неплохо, а уж об игре Андерсена и Морфи просто необходимо иметь представление. Это должно помогать совершенствоваться.

 

 

ВИЛЬГЕЛЬМ-ЭКСПЕРИМЕНТАТОР

– Первым, кто начал осознавать, что шахматы, хотя и являются очень сложной игрой, все же подчиняются неким общим принципам, был Стейниц. До него шахматисты понимали только отдельные темы; например, Филидор выдвинул и отстаивал тезис: «Пешки – душа шахматной партии».

Мои впечатления о Стейнице и других шахматистах XIX века несколько обрывочны, поэтому просто хочу поделиться своими мыслями, навеянными просмотром их партий. Я довольно внимательно изучал матчи Стейница с Чигориным, Ласкером…

Стейниц начал смотреть на вещи глобально, подводить общую базу под отдельные выводы. Хотя, откровенно говоря, в его творчестве можно найти немало примеров того, как он принимал решения, не вполне соответствующие его собственным правилам. Стейниц начал докапываться до каких-то идей, но все-таки был далек от того, чтобы докопаться до сути.

Мне кажется, он слабовато чувствовал динамику; динамика явно была его слабым местом. Так, в матчах с Чигориным он постоянно шел черными на очень тяжелые позиции. Например, забирал пешку в гамбите Эванса, после чего отводил все фигуры на восьмую линию.

 

М. Чигорин – В. Стейниц

Гавана 1889

В подобной позиции хочется сдаться, а он отстаивал ее в матче три раза – в 1, 15 и 17-й партиях – и набрал полтора очка! Однажды даже выиграл, но позиция на диаграмме совершенно безнадежна для черных.

Стейниц был сильным практиком. У него была глубокие мысли, оригинальные идеи; например, он утверждал, что король – это сильная фигура, которая может сама себя защитить. Конечно, эта идея оригинальна, в некоторых случаях правильна, но все-таки нельзя сказать, что она относится к классическим основам игры.

До Стейница в шахматы просто играли, а он начал их изучать. Но, как часто бывает, первая попытка – это только попытка. При всем уважении к первому чемпиону мира я не могу назвать его основателем какого-либо учения. Он был экспериментатором и указал на то, что в шахматах наверняка существуют какие-то закономерности, о которых надо бы подумать.

 

 

ЭМАНУИЛ НЕКАТЕГОРИЧНЫЙ

– На мой взгляд, Ласкер – это первооткрыватель современных шахмат. Когда смотришь партии Стейница, то понимаешь, что от них веет позапрошлым веком. А у Ласкера много партий, про которые можно сказать, что их играл абсолютно современный шахматист. Ласкер – первое звено в цепочке «глобальных» шахмат, где учитываются разные элементы борьбы. Стейниц в основном упирал на какой-то один элемент позиции. Например, если у него лучшая пешечная структура и перспектива атаки на короля, то он считал свой перевес чуть ли не решающим. Ласкер же понимал, что существуют разные компоненты позиции, которые уравновешивают друг друга. Он осознал, что есть разные виды преимущества, и их можно преобразовывать одно в другое: тактическое перетекает в стратегическое, и наоборот.

Я считаю Ласкера намного более широким шахматистом по сравнению со Стейницем. Кстати, довольно показательно, что их матч на первенство мира 1894 года (не говоря уж о матч-реванше) оказался абсолютно «одноворотным»

Казалось, что играют два совершенно разных по глубине мысли шахматиста. Пользуясь современными критериями оценки, можно сказать, что у одного рейтинг порядка 2700, а у другого 2400. Поэтому Ласкер и выиграл столь убедительно, буквально «разорвал» соперника. На меня этот матч произвел очень сильное впечатление. Я знал, что Стейниц – великий шахматист, а смотрю партии – там идет избиение. Для меня это был, честно говоря, культурный шок; большего преимущества в матчах на первенство мира я никогда не видел, будто это и не матч за корону, а сеанс одновременной игры. Наверное, Стейниц уже сдал к тому моменту, но вроде бы не настолько, он еще показывал в турнирах вполне достойные результаты.

Ласкер – это великая фигура, он очень много глобального понял в шахматах. Недавно я снова посмотрел его партии и был поражен: для своего времени Ласкер знал необычайно много! Он первым понял важное значение психологических аспектов борьбы и начал учитывать их, первым начал варьировать свою стратегию и даже отчасти свой стиль в зависимости от соперника. Тогда как Стейниц придерживался одной концепции, он считал: вот это правильно, а вот это неправильно.

Ласкер осознал довольно сложную для тех времен (когда воспринимали шахматы категорично, в черно-белом цвете) мысль: шахматы – настолько сложная игра, что совершенно непонятно, как играть правильно, а как неправильно. Можно действовать в самых разных ключах. Ласкер был очень гибким и некатегоричным, пожалуй, первым некатегоричным шахматистом в истории. Он не мыслил такими категориями, как «это плохо, а это хорошо»; скажем, занял центр – хорошо, не занял – плохо. И в этом заключался большой шаг вперед в развитии шахматной мысли.

Мне кажется, в тот момент, когда Ласкер отнимал звание у Стейница, он настолько превосходил всех остальных, как никто и никогда. Такой пропасти больше никогда не было в истории шахмат. Пока не подросло новое поколение, не окрепли конкуренты, тот же Тарраш, Ласкер на три головы превосходил остальных.

– Трудно назвать Тарраша новым поколением, все же он был старше Ласкера на 6 лет…

– Мне кажется, Тарраш стал играть сильнее позже, меня не впечатляла его игра в те годы, когда Ласкер боролся за титул.

– Тарраш считал Ласкера выскочкой, потому что когда его самого уже называли «учителем Германии», Ласкер еще был никем. Стейниц вызывал Тарраша на матч, но тот уклонился.

– На меня Тарраш не произвел впечатления сильного шахматиста. У него были оригинальные идеи, но, как и все игроки того времени, он был подвержен категоричности. А Ласкер нет, и, наверное, за счет этого и выделился.

– Ласкер стал чемпионом в 1894 году, а знаменитый турнир в Гастингсе 1895 года выиграл Пильсбери, вторым был Чигорин и только третьим Ласкер. Все же были у него достойные конкуренты…

– Не спорю. Это очень личная оценка, но, на мой взгляд, по глубине, масштабности и силе игры Ласкер в начале 1890-х годов намного превосходил остальных. Да, этот период времени продолжался недолго, года два-три, потом его начали догонять – у него же, видимо, и научившись.

В то же время Ласкер – в какой-то степени недооцененная величина. Существуют легенды, что Стейниц – это суперстратег, а Ласкер – прежде всего психолог… Подобные легенды хотелось бы развеять.

– Кстати, далеко не все знают, что Ласкер возражал против приписываемого ему «психологического» воздействия на партнера и говорил: «Мои успехи базируются, прежде всего, на понимании силы фигур, а не на учете характера противника».

– Мне кажется, его некатегоричность позволяла ему в то время глубже других понимать шахматы. Он нарушал догмы, и все считали, что это делается «под соперника». А Ласкер начал осознавать, что эти догмы не так уж бесспорны. Вспомним, например, его знаменитый ход f4-f5 в партии с Капабланкой.

 

Эм. Ласкер – Х.Р. Капабланка

С.-Петербург 1914

12. f4-f5!?

 

Ласкер понял, что можно ослабить поле е5, поскольку его трудно использовать. А все стали говорить о психологическом подходе! Никакая это не психология, Ласкер поднял глубочайшую концепцию, которая сейчас применяется автоматически: отдал поле е5, но поставил забор слону с8. Он понял это глубже и раньше остальных. Поэтому тут дело не в психологии, у Ласкера позиционное понимание было очень глубокое.

Конечно, были и у него достойные конкуренты. Нельзя забывать о Рубинштейне, невероятном таланте, фантастическом шахматисте. Очень жаль, что он не стал чемпионом мира, – он понимал очень многое в шахматах. Порой Рубинштейн создавал подлинные шедевры, он намного опередил свое время, – чтобы понять это, достаточно посмотреть еще раз сборник его лучших партий. Почему же он не приблизился к чемпионству, для меня загадка. Может быть, нервы, может быть, практик был не очень хороший, но, конечно, масштаб дарования огромный.

Ласкер был чемпионом мира 27 лет. Он действительно огромная величина в шахматах, и в то же время тогда не все достойные претенденты могли сыграть матч на первенство мира, и не всегда подобные матчи играли сильнейшие.

 

 

ХОСЕ РАУЛЬ ГЕНИАЛЬНЫЙ

– Но Капабланка-то играл матч по праву!

– Капабланка просто гений. Он – исключение, которое не вписывается ни в какие правила. Я бы не сказал, что он что-то развил в шахматах… Такой человек мог появиться абсолютно в любой момент, как и Морфи: и в середине 20-го века, и в середине 19-го. Капабланка очень тонко чувствовал гармонию игры. В детстве мне очень нравилась его книжка «Капабланка учит шахматам», потому что автор очень просто, доходчиво и тонко формулирует определенные правила. (Правда, сейчас я не все его утверждения считаю правильными.)

У него был природный талант того типа, который, к сожалению, не приспособлен к огромной работе. Гипотетически можно утверждать, что, если бы Капабланка работал над шахматами, как Алехин или Ласкер, то намного ушел бы вперед. Но это, на мой взгляд, взаимоисключающие вещи: огромная работа не соответствует характеру его таланта. Ему это было не нужно. Капабланку можно сравнить с Моцартом, у которого, казалось, музыка лилась сама собой. Складывалось впечатление, что Капабланка даже не знал, почему делает тот или иной ход, он делал ходы просто рукой. Если бы он много работал над шахматами, то его игра могла бы и ухудшиться, потому что он начал бы что-то осмысливать. А Капабланке ничего не надо было осмысливать, надо было просто передвигать фигуры!

Говорят, он проиграл Алехину потому, что не доработал. Да нет, он правильно делал, что не работал, иначе потерял бы частичку своего уникального дара. Так что Капабланка стоит особняком.

В 1921 году он победил Ласкера. Кстати, Ласкер не так плохо играл в том матче, он все еще сохранял очень большую практическую силу. На мой взгляд, это первый матч на первенство мира, где оба соперника играли очень сильно. Это настоящий матч на первенство мира. Капабланка был моложе, энергичней и немножко сильнее. В последней партии Ласкер совершил грубейший зевок, но до этого шла равная и очень интересная борьба: плотная, вязкая.

В предыдущих матчах на первенство мира, которые играл Ласкер, или шло избиение, или оказывалось довольно много ошибок, как в его поединке со Шлехтером. А в матче Капабланка – Ласкер ошибок мало, шла серьезная игра. Ласкер – это глыба, а Капабланка – природный гений. Честно говоря, удивительно, как Алехин сумел его обыграть.

 

 

АЛЕКСАНДР ДИНАМИЧНЫЙ

– Считается, что во многом Алехину помогло его трудолюбие.

– А также характер, воля… Конечно, у Алехина тоже дар был огромный, масштаб таланта.

И все же трудно сказать, почему он обыграл Капабланку. Так случилось, суждено ему так было. Я согласен с Каспаровым, что Капабланка не выдержал высокой плотности борьбы. Все-таки в матче с Ласкером он давил, а соперник оборонялся. Хоть и огрызался время от времени, но больше оборонялся. Алехин же не только выдерживал напряжение, но еще и сам старался его увеличить. Может быть, Капабланка не выдержал такого дикого напряжения. Он привык проводить турниры более расслабленно, делать ничьи, на таланте выигрывать какие-то партии, занимать первое или второе место, отдыхать, попивать вино, – жизнь хороша!.. А тут вдруг – дикое напряжение. Матч получился очень длинным, партии были серьезные, боевые. Постоянно, в каждой партии Алехин пытался создавать чемпиону какие-то проблемы.

– Действительно ли Алехин – первый шахматист, кто начал по-современному работать над дебютом?

– Алехин, конечно, большой работяга. У него был стратегический талант, он первый, кто очень тонко чувствовал динамику. Ласкер начал понимать ее важное значение, но динамика не была основой его игры, он просто о ней помнил и иногда «ввертывал». Алехин же сделал ставку на динамику, и в этом направлении, наверное, он является первооткрывателем. Он показал, что можно – соблюдая, конечно, основные позиционные принципы – полностью ставить партию на рельсы динамики. Не искать долгосрочные преимущества, а начинать с первых же ходов плести своеобразную сеть, каждым ходом создавать угрозы, нападать.

– В конце 1920-х – начале 1930-х годов Алехин тоже очень сильно оторвался от остальных. Или не настолько, как Ласкер в свое время?

– Мне кажется, это случилось из-за того, что наступило некоторое «безвременье». Капабланка играл нечасто; в тех турнирах, что окончились триумфальной победой Алехину, не играли ни Капабланка, ни Ласкер. Еще не набрали силу ни Ботвинник, ни Керес, уже не теми были «старики». Конечно, Алехин был выдающимся чемпионом мира, но его отрыв, думаю, связан скорее с этим. Я бы не сказал, что в тех турнирах он показал нечто отличное от того, что демонстрировал до матча или в матче с Капабланкой, он играл примерно так же. Конечно, Алехин чуть обогатил свою игру, стал поопытнее, но я бы не сказал, что он внес в нее что-то новаторское. Почему же до матча он не отрывался от других, а после ушел в такой резкий отрыв? Честно говоря, не вижу в этом шахматных причин. В какой-то степени это показал матч с Эйве.

 

 

МАКС УНИВЕРСАЛЬНЫЙ

– Пятый чемпион мира – голландец Макс Эйве. Считается, что он завоевал корону несколько незаслуженно, чуть ли не случайно.

– Эйве – очень хороший игрок. Говорят, что Ботвинник положил начало системе глобальной подготовки, а мне кажется, что первым был Эйве. Он осознал важность дебюта и был блестяще готов в начальной стадии партии. К тому же он очень тонко чувствовал, в каком направлении надо вести дебютную работу. Все-таки Алехин, хоть и очень много работал, но часто блефовал, не раз применял явно сомнительные начала, причем, что меня удивляло, даже в очень важных партиях. Значит, он или не чувствовал, что дебют сомнительный, или надеялся, что и так пройдет. У Эйве постановка дебюта была капитальная, очень солидная и разумная. Он был весьма силен в дебюте.

– К тому же он первым стал привлекать в качестве помощников ведущих гроссмейстеров, например, Флора…

– Эйве очень грамотно подходил к делу, профессионально. Сам он был шахматистом достаточно универсальным. У него нет какого-то яркого стиля игры, поэтому его трудно охарактеризовать, вот он и недооценен. Он какой-то «скользкий», его трудно «взять в руки» и рассмотреть его стиль. Эйве – универсал. Я сам так до конца и не понял, в чем заключался его стиль. Может быть, в сочетании разных компонентов. Плюс хорошая нервная система, очень здоровый подход к жизни; очень спокойный, уравновешенный человек. Все вместе это привело к тому, что он стал чемпионом, причем абсолютно заслуженно, он нормально выиграл матч у Алехина.

Да, Алехин был немножко не в форме. Однако неправда, что он был не в форме весь матч. Он боролся неистово, а вначале играл просто блестяще. Поэтому говорить о том, что Алехин подошел к матчу в плохой форме, нельзя. Но в какой-то момент Эйве стад его переигрывать, и что-то сломалось в Алехине, он начал пропускать рюмочку-другую… Тут какие-то другие причины: может, психология, может, что-то еще. Так что дело не в плохой форме. В дебюте Эйве его не то чтобы «хватал», но держал в напряжении. Капабланка в дебюте отбивался от Алехина, который уже тогда слыл очень эрудированным шахматистом. А Эйве, как говорится, «шел в кость» и нередко выигрывал дебютные баталии. Причем не только в конкретных вариантах, а часто даже концептуально. Например, в славянской защите, которую они применяли за оба цвета, Эйве выиграл баталию.

Я посмотрел книжку о матче-реванше 1937 года, – опять был совершенно равный матч. Считается, что Алехин элементарно вернул себе корону. Мол, проиграл по пьянке, а потом бросил пить, взял и выиграл. Это абсолютно не соответствует действительности. Начнем с того, что в промежутке между матчем и матчем-реваншем Эйве имел положительный счет с Алехиным (3:1 по результативным партиям). То есть продолжал его обыгрывать, хотя Алехин бросил пить довольно быстро. В матч-реванше, как и в первом матче, шла равная борьба. Просто тогда в какой-то момент сломался Алехин, а тут неожиданно сломался Эйве, проиграл в какой-то момент несколько партий подряд. Что случилось, почему произошел такой сбой? Может быть, подсознательно Эйве не хотел оставаться чемпионом мира, на него психологически давил груз этого звания. Как бы то ни было, я считаю: все, что случается, случается закономерно, но миф о том, что победа в матч-реванше далась Алехину легко, необходимо развеять.

 

 

МИХАИЛ КОНЦЕПТУАЛЬНЫЙ

– И вот мы подошли к Михаилу Ботвиннику – первому чемпиону мира, с которым вы были лично знакомы.

– Ботвинник, конечно, –новая эра в шахматах. Я бы назвал его первым настоящим профессионалом, первым человеком, который понял, что в шахматах результат зависит не только от умения играть в шахматы. Он первым задумался над комплексной подготовкой к соревнованиям: не только дебюты, но и сон, режим, физическая готовность, – в этом он был, конечно, первопроходцем.

Скажем, читать про матч Алехин – Эйве современному шахматисту довольно забавно: партии переносятся, один перед игрой рюмочку пропустил, у другого какая-то деловая встреча перед самым началом игры… С Ботвинником подобное произойти уже не могло.

Как ни странно, мне кажется, он был достаточно неровным шахматистом. Его лучшие партии действительно очень высокого уровня, но временами бывали и провальные партии. Не знаю, с чем это связано. У меня сложилось впечатление, что он очень тяжело играл, в каждой встрече выкладывался полностью, напрягал все силы. Видимо, из-за такого колоссального напряжения у него иногда бывали провалы. Хоть Ботвинника и называли «железным»…

– Подобные срывы случались у Ботвинника в молодости, или только в более зрелом возрасте, после больших перерывов в игре?

– Мне кажется, случались всегда. Не турнирные срывы (хоть бывали и такие), а в отдельных партиях. И даже когда смотришь его матчи на первенство мира, то всегда в одной-двух, а то и трех партиях он почему-то «рассыпался». Это я у него заметил, но причину назвать трудно. Просто хотелось обратить внимание на этот момент, который почему-то обошли вниманием комментаторы. В любом случае, это не так важно, учитывая то количество по-настоящему выдающихся партий, которые он создал. Вообще, Ботвинник «поднял» в шахматах очень много концептуальных идей.

– Приходилось слышать мнение, что Ботвинник побеждал за счет характера, волевого настроя, а чисто шахматный талант был выше у некоторых его соперников.

– В какой-то степени я с этим согласен. С другой стороны, талант – такое явление, которое не существует в отрыве от других компонентов. Талант – это нечто неуловимое. Есть шахматисты, которые не добиваются выдающихся результатов, но считается, что они очень талантливы. Такой феномен имеет место. Но я считаю, что в шахматах, как и в любом другом виде деятельности, талант – это лишь одна из составляющих. И, может быть, она не намного более значима, чем, скажем, характер. А посему утверждение вроде «он человек талантливый, но у него что-то не сложилось, потому что характера не хватило», – ни о чем не говорит. Наверно, можно согласиться с тем, что чисто шахматный талант у Ботвинника был не капабланковский, но ему удалось достичь исключительных высот в других компонентах – в характере, в подготовке, а добиться этого, на самом деле, не легче. В этих областях он был гением. Так что все сказанное отнюдь не умаляет заслуг и значимости Ботвинника как шахматиста, потому что одно дело – потенциал, и совсем другое – его реализация. Шахматная карьера Ботвинника по сути – это карьера гения, хотя при этом, на мой взгляд, гением он не был.

– Сделал ли Ботвинник шаг вперед по сравнению с предшественниками в чисто шахматном творчестве?

– Он «поднял» ряд концептуальных вещей. Но, как бы «преступно» это ни звучало, я не считаю, что он продвинул шахматы, внес в них что-то совершенно новое – именно в саму игру. Однако его вклад в подготовку к игре огромен. Опять же, считать подготовку элементом игры или рассматривать отдельно – зависит от вкуса человека. На мой взгляд, подготовка является составной частью шахмат. И если сравнивать Ботвинника с Капабланкой, – а Капабланка был намного талантливее, был просто гениальным шахматистом, – то вклад в шахматы Ботвинника гораздо больше.

– Какое впечатление на юного Володю Крамника произвело личное общение с Патриархом?

– Очень хорошее, очень. Я понимаю, что он был противоречивой фигурой, и у его коллег могли быть к нему претензии. Мне приходилось слышать разные мнения, но я не хочу их комментировать; не из-за того, что пытаюсь самоустраниться, а просто я в то время, о котором мне рассказывали, не жил и своими глазами происходившее не видел, а потому делать какой-то «глубокомысленный» комментарий мне затруднительно. Я знал Ботвинника в его последние годы жизни, и он произвел на меня очень благоприятное впечатление.

Хочу отметить такой момент, который мне, честно говоря, показался странным: некоторое несоответствие его убеждений и его натуры. Ботвинник искренне верил в идеалы коммунизма; причем было видно, что он над этим много думал и действительно в них уверовал. И при этом он был очень интеллектуальный и интеллигентный человек, с манерами какого-нибудь петербургского профессора, не имеющего ничего общего с послереволюционной Россией. Как ему удавалось совмещать коммунистические убеждения и сущность истинного интеллигента – для меня загадка. Это несоответствие меня поражало. Ведь советская интеллигенция, как правило, отдавала дань идеалам коммунизма чисто конъюнктурно, таковы были правила игры.

Конечно, Ботвинник был очень категоричен. В этом заключалась, безусловно, его сила; мне кажется, по складу характера он должен был быть категоричным. Но в отношениях с окружающими эта категоричность, наверно, мешала, поэтому у Ботвинника было немало трений с людьми.

 

 

ВАСИЛИЙ ФИЛИГРАННЫЙ

– Как можно охарактеризовать седьмого чемпиона мира – Василия Васильевича Смыслова?

– Это, как бы точнее выразиться,.. правда в шахматах! Смыслов – это шахматист, который играет очень правильно, правдиво, у которого очень натуральный стиль. Почему, кстати, вокруг него нет какого-то ореола, налета мистицизма, как, скажем, у Таля или Капабланки? Потому что Смыслов в шахматах не артист, его игра не артистичная, не яркая. Но мне его стиль очень импонирует. Детям, которые хотят научиться играть в шахматы, я бы посоветовал в первую очередь изучать партии Смыслова. Потому что он играл так, как надо; его стиль максимально приближен к некоей виртуальной «истине» шахмат. Он пытался в каждой позиции делать сильнейший ход, и, очень возможно, по количеству сильнейших ходов Смыслов превзошел многих других чемпионов мира. Этим он мне как профессионалу очень импонирует. Я понимаю, что любителям интереснее ошибки, взлеты, падения. Но если смотреть на шахматы с чисто профессиональной точки зрения, то я считаю, что Смыслов явно недооценен.

У него были очень хорошо поставлены все компоненты игры. Смыслов блестяще играл эндшпиль, и вообще игра у него лилась, как песня. Смотришь его партии – и возникает ощущение какой-то легкости, как будто рука сама делает ход, а человек при этом совершенно не напрягается, попивает кофе или почитывает газету! Ощущение какой-то моцартовской легкости! Нет никакого надрыва, напряга; все просто, но блестяще. Этим Смыслов мне очень импонирует; я очень люблю его партии.

– Смыслов и Ботвинник сыграли друг с другом чуть ли не ровно сто партий, провели три матча на первенство мира. По современным меркам, качество тех партий высокое?

– Да, это уже настоящее качество игры. Конечно, случались какие-то ошибки, матчи ведь длинные, но в среднем уровень игры очень высокий. Единственное, у них бывали зевки, но я бы не сказал, что это сильно влияет на общую оценку уровня игры. А вот средняя сила хода была очень высокой.

– Нашла коса на камень – соперники оказались достойны друг друга?

– Да, шла, в общем и целом, равная борьба, хоть соперники исповедовали разные подходы к шахматам. Мне в какой-то степени жаль, что Смыслов не пробыл чемпионом мира дольше, потому что он, на мой взгляд, шахматист по-настоящему выдающийся. В 63 года он играл финальный матч претендентов! Это говорит о высочайшем классе игры. Шахматисты энергетического подхода в таком возрасте уже не могут играть на таком уровне, а значит, Смыслов играл не за счет энергии, напора или характера, – он глубоко понимал шахматы. Ботвинник, при всем его величии, ближе к 60 начал сдавать, хотя и довольно долго держался. Но феномен Смыслова ни с чем не сравнить.

Может быть, он пробыл чемпионом не так долго, потому что не так уж хотел этого чемпионства. Мне кажется, Василий Васильевич по характеру не тот человек, для которого это очень уж важно. При определенном стечении обстоятельств Смыслов мог оставаться чемпионом мира лет 15.

– Смыслов играл так же, как и до него?

– Нет, он играл в другие, в свои шахматы. Он был мастером позиционной игры, и в позиционном отношении намного превосходил своих предшественников. В дебютной подготовке, в тактике он тоже был очень хорош, но не более того. У Смыслова не было каких-то невероятных концептуальных замыслов, но он обладал филигранной точностью и свои идеи воплощал в жизнь «миллиметр в миллиметр». Наверное, его можно назвать первым шахматистом высочайшей чистоты игры. В какой-то степени Смыслов стал родоначальником того стиля, который потом с блеском развил Карпов: постепенное нагнетание позиционного давления, основанное на расчете коротких вариантов с точностью аптекарских весов.

 

Читать окончание