e3e5.com
ВСЕ СТАТЬИ АВТОРА
ИНТЕРВЬЮ СЕКУНДАНТОВ В.КРАМНИКА - С.РУБЛЕВСКОГО И А.МОТЫЛЕВА
ИТОГО
«Я ВСЕ ПРЕКРАСНО ПОНИМАЮ...»
ВСЕ ТОЛЬКО НАЧИНАЕТСЯ
СУДЬБЫ, КОИМ МЫ НЕ СУДЬИ
ПРИБАВЛЕНИЯ В СЕМЕЙСТВАХ
«2.Кb1-a3 – ход на сложную борьбу»
КТО КОГО ОКОЛПАЧИТ?
ТУР ВЕСЕЛЫХ ФИГУР
УДАРИМ ГЛУШИЛКАМИ ПО БЕЗДОРОЖЬЮ И РАЗГИЛЬДЯЙСТВУ!
ОХОТА ПОБЕЖДАТЬ
БРАМС, БРАМС, БРАМС
А МОЖЕТ БЫТЬ, И НЕ РЕКА
ЧЕРЕПКИ ОТ НЕРАЗБИТОГО КУВШИНА
ПРЯМАЯ РЕЧЬ
Эксклюзивное интервью гроссмейстера С.Мовсесяна
И.Одесский. Катя + Надя + Лена +...
И.Одесский. Антисоветский характер
И.Одесский. ПРЯМАЯ РЕЧЬ.
Эксклюзивное интервью Е.Ковалевской.
C. Долматов: "Это не трагедия!"
И.Одесский. Жара, жарою, о жаре...
Репортаж из пресс-центра (6-й тур)
Репортаж из пресс-центра : ИТОГОВЫЙ МАТЕРИАЛ
Репортаж из пресс - центра (11 тур)
Репортаж из пресс-центра (9-й тур)
Репортаж из пресс-центра (8-й тур)
Репортаж из пресс-центра (7-й тур)
Репортаж из пресс-центра (5-й тур)
Репортаж из пресс-центра (4-й тур)
Репортаж из пресс-центра (3-й тур)
Репортаж из пресс-центра (2-й тур)
Репортаж из пресс-центра (1-й тур)
Репортаж из пресс - центра (10 тур)
ДОРОГОЙ МОЙ ЧЕЛОВЕК.
Нам отвечает Г.Каспаров
И.Одесский. ПРОФИЛАКТИКА – ГИМНАСТИКА УМА
И.Одесский. ТЕКТОНИЧЕСКИЙ СДВИГ
И.Одесский.АНГЛИЙСКАЯ МУТЬ НА РУССКИЙ ЛАД
И.Одесский. КОГДА НЕЛЬЗЯ, НО ОЧЕНЬ ХОЧЕТСЯ.
И.Одесский. КРУГ ВТОРОЙ. СКРИПКА И НЕМНОЖКО НЕРВНО.
И.Одесский. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. "РЕДЕЕТ КРУГ ДРУЗЕЙ..."
И.Одесский. ФИНАЛ. ЧЕМ БОЛЬШЕ ЖЕНЩИНУ МЫ ЛЮБИМ...
И.Одесский. И ОПЫТ, СЫН ОШИБОК ТРУДНЫХ (ЧАСТЬ ВТОРАЯ).
И.Одесский. ЖАРЕНОЕ СОЛНЦЕ БОЛЬШИХ ГОРОДОВ.
И.Одесский. ...И ОПЫТ, СЫН ОШИБОК ТРУДНЫХ (не очень серьезная лекция в двух частях).
И.Одесский. ИГРА СЛОВ
И.Одесский. ЧЕТВЕРТЬФИНАЛЫ. "КАЖДЫЙ САМ ЗА СЕБЯ..."
И.Одесский. ПОЛУФИНАЛ. ЧУЖИЕ ЗДЕСЬ НЕ ХОДЯТ.
И.Одесский. ЛИФТ ВНИЗ НЕ ПОДНИМАЕТ
И.Одесский. КРУГ ПЕРВЫЙ. ПРОГРЕВОЧНЫЙ.
И.Одесский. ШУМ ЛЕДОКОЛА (Английская муть на русский лад – 2).

24.12.2005 А МОЖЕТ БЫТЬ, И НЕ РЕКА

...И был день пятый. Суперфинал первенства России по шахматам обрел своего единоличного лидера. Им стал Сергей Рублевский.

Хочу рассказать одну пограничную историю с цитатой в самом конце.

Дело было поздним вечером, кажется, после третьего тура. Но не суть важно. У Сергея кончились деньги на мобильном телефоне, требовалось срочно купить новую карту, а в окрестностях ЦДШ, как назло, нужной не было. Я же знал один хитрый подземный переход на Новом Арбате, где всяких карт – каждой твари по паре. Наверняка нужная бы нашлась, и я взялся проводить Сергея.

Заходим в переход, подходим к тому самому ларьку. Ну, вы понимаете: ларек – не магазин, в него не зайдешь, не приценишься, не пощупаешь понравившуюся вещь (в нашем случае – телефонную карту). Можно только просунуть голову в дырочку – в окошко, где сидит тетка, которая продает карты. Головы, точнее сказать, лица – что у Сергея, что у вашего специального корреспондента – такие, что в окошко не очень-то пролазят. Застревают на полпути к товару. Поэтому общение с теткой происходит на довольно-таки дипломатичном расстоянии.

Тут Сергей делает вещь неграмотную в принципе, а в Москве – особенно. Он сперва заносит сумму (в дырочку), а уж затем выясняет качество товара: пытается понять, подходит ли московская карта для его казанского телефона. Тетка говорит: «Не знаю и знать не хочу», потому что ситуация для нее выигрышная, как за ход до линейного мата. То есть деньги (530р.) уже у тетки, а карта – еще у тетки. А в дырочку, чтобы отнять деньги и начать торговлю сызнова, наши рожи не пролазят.

Я понимаю, что настала пора проявить чудеса московского гостеприимства. И говорю тетке: «Вы нам дайте посмотреть, что на обратной стороне карты написано. Там обычно информация написана, для каких регионов карта подходит. Мы же, – говорю, – не бандиты какие-нибудь. Мы же вас обмануть не хотим совсем».

И вижу – по лицу тетки проскочила мысль, без слов, но очень понятная. «А кто вас разберет», – совершенно точно подумала она. А может, она даже подумала не «кто», а «что». И тоже из трех букв, кстати.

Небольшой цугцванг. Сергей посмотрел на меня, я на него. Оба молча пожали плечами: да, на студентов консерватории мы не похожи. Что в профиль, что в анфас. Патовое положение: пока что 530р. плочено только за то, чтобы насладиться беседой с теткой. Практически уже ночью, в ларьке, в подземном переходе на Новом Арбате.

И далее такая сцена, что будь рядом фотограф – он бы не пожалел пленки.

Значит, так. Тетка берет миниатюрную карту ВСЕМИ ДЕСЯТЬЮ ПАЛЬЦАМИ. Переворачивает ее, чтобы обратная сторона, на которой написана информация, оказалась в дырочке. И говорит: «Читайте, а я буду держать!!!»

 

– Во дает, – сказал Борташевич, нагибаясь к осколку зеркала, – во дает! Будка у меня действительно штрафная, но перед законом я относительно чист.

Сергей Довлатов «Зона»

 

Почему эту историю я назвал пограничной? Потому что не знаю, обидится ли на меня Сергей или не обидится. Надеюсь, что все-таки не обидится. Но ситуация, говоря откровенно, на грани...

А в самом деле, как должен выглядеть шахматист? Ну, скажите, как? Я почему-то уверен, что в поисках нужных слов и описаний вы очень быстро свернете на поиск «от обратного». То есть, шахматист должен выглядеть не как гроссмейстер Х, и не как гроссмейстер Y, и не как гроссмейстер Z. Те – «не похожи».

Это понятно. А кто похож? Шахматист – он должен выглядеть как кто?

Вообще, я понял, что сделал большую ошибку в своих предыдущих репортажах. Господин Диктофон, как записывающее устройство, может запечатлеть лишь, кто что сказал – не более. А ведь наверняка интересны и всякие бессловесные нюансы: кто как сидит, кто на кого смотрит или, наоборот, отвернулся. И даже кто в чем одет. Да?

Должен признаться, что наблюдение за игроками меня по-настоящему завораживает. Помните, я вам рассказывал, что в турнирном зале нет мониторов? И положение на досках (если только не запомнить заранее) можно лишь угадать, но не рассмотреть как следует. И даже ходы – какая фигура ходит, видно, а с какого поля на какое – уже не вполне.

Ну и пусть. Для зрителя, лишенного всякой связи с доской, игроки превращаются в артистов, ходы – в реплики, шаги на сцене игрового зала – в мизансцены. А ординарных актеров – и ординарных лиц – на этой сцене за самым малым, может быть, исключением, и нет.

Крамник – вот кто в первую очередь припоминается, когда пытаешься описать того, кто должен выглядеть «как шахматист». Он какой-то нездешний, Владимир Борисович – не в потустороннем смысле, а в самом что ни на есть житейском – как типаж. В прежние времена такой тип лица назвали бы: «несоветский»; как назвать сейчас? «нероссийский»? – нет, не звучит. Но, вглядываясь в его лицо, невольно думаешь: этот либо здесь не живет, либо только что приехал. Такой не будет говорить «ку» первому встречному эцилопу с мигалкой. И приседать перед карликами в малиновых штанах тоже не будет. Породистое лицо у Владимира Крамника, иначе не скажешь.

Крамник похудел, заметно, но не болезненно. Напротив, я вспоминаю Крамника 11-летней давности, в Москве, на «Кремлевских звездах» – вот тогда можно было сказать, что он болезненно одутловат; вид у него был отекший: он непрерывно курил, в кулуарах говорили, что Владимир стал то ли любителем, то ли ценителем алкоголя – даже если это и сплетня, само его лицо давало повод для сплетен.

Нынешний Крамник худ. Одет демократично – я бы сказал, с избытком, если бы не видел, как одевается лорд Портмен. На портменовском фоне те джинсы и свитер, в которые чаще всего облачается Крамник – верх дендизма. Почти всегда небрит и почему-то непричесан – по крайней мере, макушка его примята, как если бы он только что оторвал голову с подушки и забыл провести по волосам щеткой.

Но главное – это, конечно же, его пальцы. Если б вы видели, какие у Крамника фантастические пальцы! Тонкие, длинные – должно быть, он очень красиво переставляет фигуру с клетки на клетку, но чтобы это проверить, нужно, как минимум, оказаться по ту сторону доски. Такие пальцы могут принадлежать – кому? пианисту, горшечнику, поэту. Правда, поговаривали, что у Рихтера – величайшего пианиста всех времен – пальцы были короткие и толстые, как сосиски. Так говорил, к примеру, Андрон Михалков-Кончаловский; сам Рихтер эти слова с негодованием отвергал.

Издалека Крамник выглядит много моложе своих тридцати; вблизи – пожалуй, нет. Все-таки и по этим джинсам, и по этой неприглаженной макушке угадывается человек внесемейный, без заботливого женского тыла. В отличие, кстати, от Свидлера – тот, если только это слово не покажется ему обидным, выглядит мужчиной холеным. И серьги в ухе Петра, кажется, больше нет – в отличие, думаю, от выглаженного женой носового платка в кармане. Глава семейства может быть и с серьгой – но может и не быть. Для отца двух детей это более не предмет первой необходимости.

Крамник, бесспорно, похож на «шахматиста» – но еще больше не похож. Больше всего он напоминает аристократа – не очень счастливого аристократа, может быть, графа или барона из метрополии? короче говоря, человека с титулом и деньгами, но при этом понявшего, что кроме титула и денег, в жизни есть другие, гораздо менее разрешимые проблемы.

Морозевич – вот тот, кто еще больше, чем даже Крамник, может быть взят как образец для «шахматиста». Действительно, очень похож – именно его должны были бы делегировать к Никасу Софронову участники Суперфинала, если бы прославленный живописец задумал бы нарисовать картину «Шахматист».

И все же сходство не абсолютно. Морозевич, если хотите знать мое мнение, более чем кто бы то ни было на этом турнире, подходит под описание Творца – не в религиозном смысле, а как звание, которым мы увенчиваем любого незаурядного деятеля искусств. «Ты гений», – говорим мы в подобном случае – если хотим поерничать; «ты Творец», – говорим, если искренне восхищаемся сделанным. Морозевича, без риска проиграть спор, можно на пари приглашать в незнакомую компанию, объявляя: «Вот знаменитый художник-авангардист такой-то» или «Вот наш самый талантливый композитор», – ни один из присутствующих не догадается, что его разыгрывают.

Морозевич порывист и нервен – нервен в каждом своем жесте, в каждой фразе. Комментируя победу над Волковым и по привычке растягивая гласные, он комментарий к очередному неудачному ходу своего соперника начал словами «Полная за-а», – и я пригнулся: в зале сидели Постовский и Тихомирова, другие старейшины отечественного шахматного движения. Ничего, обошлось, имелось в виду лишь «полное закрытие вертикали» или что-то в этом роде, но я бы не удивился, если бы Александр и в самом деле в порыве неконтролируемого всплеска эмоций высказал о ходе все, что думает – не разнося слова на цензурные и не очень.

К Морозевичу нельзя относиться нейтрально; нейтральность отзыва о нем доказывает лишь то, что сам отзывающийся не стоит никакого внимания. Всякие полутона, уклончивые ответы по отношению к Александру выглядят фальшиво. «Я не знаю, как я к нему отношусь» – знаешь, голубчик! «Я еще не решил, нравится ли мне его творчество или нет» – давно решил! Гроссмейстеры старшего поколения видят в нем некую антикомпьютерную панацею, что-то вроде «наш ответ Кемпелену». Другие, напротив, находят его стиль вычурным – и проецируют вычурность стиля не только на ходы, но и на манеру изъясняться, ходить, смотреть, думать.

Я очень удивлюсь, если окажется – может быть, спустя 10 лет или все 20 – что Александр пробовал реализовать себя только в шахматах. Даже если шахматы – его главная страсть (в это я готов поверить безоговорочно) – он наверняка попытается – если уже не пытался – проверить, как парадигмы шахматного мышления можно применить – в чем? в живописи, может быть, в графике? Может быть, в написании книг, скорее всего – учебников? В каком-то таком роде искусств, которое требует биполярности: да/нет, черное/белое, свет/тьма и т.д.

Звягинцев – вне всякого сомнения, гофмановский персонаж. Он оттуда, из придуманной немцами картины романтического двоемирия – студент, натыкающийся на все предметы подряд; смотрящий слепо и жалобно – и видящий то, чего обыватель никогда не увидит. Враждебный этому миру, беспомощно разводящий руками, но этими же руками отворяющий двери в иномир – и в иномире он магистр, и войти в иномир не помогут ни деньги, ни связи, ни понятия конкретные и реальные...

Мы действительно знакомы тыщу лет, но, во-первых, я давно его не видел, не разговаривал с ним; а, во-вторых, таким я не видел его никогда. В светленьком пиджаке (я бы сказал – «пиджачке», если бы это опять-таки не испортило мои с ним отношения), с хохолком на голове и этим безумным вроде бы взглядом... Не поверх тебя, нет – а будто бы ты уже внизу, а он взлетел и смотрит на тебя как на точку с высоты то ли птичьего, то ли вообще не пойми какого полета. Сверху вниз. «Вадим, ты где?» «Да-да. Да-да». «Вадим, а если соперник сыграл бы вот так?» «Хорошо. Хорошо».

Так должен выглядеть «настоящий шахматист»? Тогда, пока не поздно, надо изъять из продажи все шахматные книги. Потому что не станет пекарей и лекарей, фрезеровщиков и работников депо. Все станут только летать – причем, не пристегнув ремни.

Вадим – наша Чайка по имени Джонатан Ливингстон.

Мотылев – обратный персонаж; очень собранный, твердо, обеими ногами стоящий на земле. И одежду выбрал себе под стать – стилизованный френч, и весь он строгий, подтянутый, абсолютно безукоризненный. Плакатный юноша – ни единой маргинальной черточки. В советские времена – если, конечно, анкета «чистенькая» – он бы сделал комсомольскую карьеру, причем даже против своей воли. В строгих мальчиках с одинаковыми «дипломатами» угадывались несостоявшиеся поэты, музыканты, скульпторы. Их, как это тогда называлось, «выдвигали» – они задвигали свою неповторимую человеческую природу, становясь теми, кем их хотела видеть Партия, – передовым отрядом советской молодежи.

Времена не те, и партия – прошу прощения за дешевый каламбур – не та. Теперь не «выдвигают» – и в этом смысле не ломают. Саша может стать тем, кем он хочет – но чего он хочет на самом деле? И каким он видит свой путь? Чем больше я на него смотрю, тем больше он напоминает мне ученика-отличника, искренне убежденного: надо лишь твердо вызубрить урок, и будет пять. Пять действительно будет – но выиграет тот, у кого выпадет девятнадцать.

Так что нужно Саше – Красный Диплом или Большой Куш? Если второе, то ему придется не вызубривать правила, а придумывать для них исключения.

Саша Мотылев не подходит на роль «настоящего шахматиста». Он более всего похож на замечательного молодого человека. Да причем здесь похож! – он и есть замечательный молодой человек. Но «хороший человек – это не профессия», – как говорил мой первый тренер, год за годом с неизменным постоянством нарушавший сразу несколько статей Уголовного кодекса РСФСР.

«Путь хорошего человека» – плохой путь наверх. Мало чистить зубы два раза в день – надо их показывать. Иногда и в оскале.

А Бареев – в неброском, но наверняка добротном костюме, с ничем не примечательными, но при ближайшем рассмотрении умными и волевыми чертами лица – напоминает разведчика. Ша-пи-она. Или не шпиона, а совсем наоборот: клерка. Всеми уважаемого столоначальника, сурового, справедливого, не берущего взяток, не терпящего опозданий от подчиненных. Евгений Ильгизович еще всеми нами покомандует, помяните мое слово – и горе тому, кто придет к нему с бумажкой на подпись. Подпись-то он получит – в полном соответствии с законом и установленным порядком – но седых волос у просителя изрядно прибавится.

Когда-то, когда кашпировские и прочие чумаки были в самом фаворе, у жены Кашпировского спросили: «Правда ли, что ваш муж посмотрит на женщину – и та пойдет за ним, не задумываясь?» «Правда, – ответила жена, – но с одной оговоркой: он не на каждую посмотрит». Евгений Ильгизович, без сомнения, добьется успеха в любом деле, которое он себе выберет – но он, как вы уже поняли, не всякое дело выберет. Почему он когда-то выбрал шахматы – на этот вопрос может ответить только он сам. Почему он прилагает усилия, чтобы теперь с практической игры соскочить – и на этот вопрос никто из посторонних не даст правильного ответа.

Евгений Бареев – вещь в себе; «настоящий» же «шахматист» предположительно – существо распахнутое, смотрящее на мир доверчиво и кротко. Нет, Бареев не похож на «настоящего шахматиста».

А Рублевский похож на реального бизнесмена. В меру честного и в меру ловкого. В меру удачливого и в меру богатого. В меру своего и в меру твоего. В меру открытого и в меру закрытого. В меру искреннего и в меру умного. Продолжать или достаточно?

Тетка в лотке не признала в нем шахматиста. Она, небось, думала, они все доходяги. Интеллигенты в очках и шляпе. А к ней в окошко заглянул – конкретно Сергей Рублевский.

Лидер Суперфинал первенства России, между прочим. И никто – ни одна живая болельщицкая душа – не удивится, если Сергей выиграет Суперфинал. По праву выиграет, без подстав и прочих побочных эффектов.

Потому что никто не знает, каким должен быть настоящий шахматист.

Умирает престарелый раввин.

Обступившие его ученики, желая услышать последнее наставление, задают вопрос: «Что такое жизнь»? И собрав остатки сил, учитель шепчет: «Жизнь – это река».

Мудрое изречение, передаваемое благоговейным шепотом из уст в уста, достигает слуха толпы, собравшейся у входа. Но вдруг случайный прохожий задает вопрос: «А почему река»?

Вопрос возвращается к смертному одру по той же цепочке. Самый приближенный ученик, трепеща от неслыханной дерзости, наклоняется к старцу, который, кажется, уже перестал дышать.

– Почему река, ребе?

– А может быть, и не река, – отвечает раввин.

И испускает дух.

Гия Канчели «В диалогах»

На этом у меня всё. Те, кто ожидали очередного отчета о туре – не волнуйтесь, отчет записан господином Диктофоном в лучшем виде. Там комментарии Морозевича – к партии с Волковым, Рублевского – к партии с Мотылевым, Крамника – к партии с Томашевским. Кроме того, записаны интервью с Митей Яковенко, Катей Лагно и Евгением Андреевичем Васюковым.

Будет выходной день – и дадим все эти важные материалы в эфир. А пока – ничего страшного, маленький рецидив графомании. Потому что выше моих сил – четыре дня подряд говорить о хороших и плохих ходах, и ни слова не сказать о людях, которые эти ходы делают. Все-таки ведь будет ход сильным или слабым, зависит прежде всего от того, кто этот ход делает, правда? Я тоже так думаю.



   Главная  О компании  Статьи по разделам  Лучшие партии месяца  Творческие обзоры  Портрет шахматиста  Интервью  Закрытый мир  Архив Новостей  Гостевая книга  Ссылки